СКУДОСТЬ НАЦИОНАЛЬНЫХ СИМВОЛОВ
У русских есть афоризм: «В темноте мы окликаем друг друга именем Пушкина». А как у нас? Есть ли люди, символы, именами которых можем окликать друг друга мы? Может, есть. Однако, степень их влияния не такова как в имени: «Пушкин». Это означает, что у нас никто, как Пушкин, не был в обороте культуры.
Насирэддин Туси, да и многие другие мудрецы Востока и Запада в разных выражениях писали, что материальные ценности по мере их употребления изнашиваются, тогда как духовные ценности, обогащаются. Отсюда вывод: если у какой-то нации круг важнейших символов велик, и, кроме того, эти символы проявляются то сквозь фильмы, то сквозь философские построения, то сквозь музыку, а то и сквозь религиозные проповеди, то они, электризуясь, обогащаются. В этом случае отдельные люди, идентифицируя себя с этими символами, заряжаются их семантическим богатством и изобилием. В результате они не чувствуют себя дегенератами, т.е. moltanı.
Обратной стороной вопроса: «с кем мы отождествляемся» является вопрос: «Кем и чем владеем мы?»
Отвечая на этот вопрос, конечно же, азербайджанец по сравнению с какой-то молодой африканской нацией может составить достаточно внушительный список людей и событий, многие из которых, к сожалению, имеют известность и дают мыслительно-эмоциональные мерцания только внутри страны. Для внешнего мира они подобны сгоревшим звездам. То есть, в большом мире не знают тех величественных и сильных символов значимых для азербайджанцев коими можно было бы, идентифицируя нас, выяснить, кто мы.
НАЦИИ КИЧЛИВЫЕ И НАЦИИ С КОМПЛЕКСОМ
Ныне мы живем в мире, где нации разделены на тех, которые для самозащиты ведут себя кичливо, надменно, точнее, хотят казаться таковыми, и на тех, кто не нуждается в этом. Иначе говоря, мир разделен на нации с комплексом, которые сделали проблемой для себя мнение других, и на нации, которым нет дела до оценки других. Когда некий чиновник ворует диски Госдепартамента США, когда дочь Чейни протестует против вторжения в Ирак, а израильский президент уличается в сексуальном домогательстве, когда Австрийский епископ обвиняется в педофилии, американцы, израильтяне, австрийцы не восклицают с ужасом, что опозорены. По всему этому становится видным, что они ни в грош не ставят чужое мнение.
СОСТОЯНИЕ НАШЕГО САМОМНЕНИЯ
Мы же, впрочем, как и другие в нашем положении нации, в своем комплексе неполноценности готовы уничтожать тех, кто позорит нас, мешает нам быть кичливыми.
Вот в таком надменном состоянии мы стремимся идентифицировать себя с теми лицами и с теми событиями, которые нравятся или могут нравиться другим. Мы уверены, что факты нашего арсенала для самоидентификации должны сначала быть тестированы за рубежом, чтобы получить «сертификат» для внутреннего потребления. Если превратить дискурс «как сделать известной собственную нацию» в гиперлинк, то открывающихся пластов становится не по себе. Если нам в себе нравится только то, что предварительно с успехом прошло через суд и одобрение других, то это означает, что и как нация, мы этих других признали авторитетами над собой (в решении Карабахской проблемы мы особенно остро чувствуем авторитет других, тогда как в решении Иракской проблемы даже ООН не стала для США авторитетом). Должны признаться: в формировании этой ситуации сыграли незавидную роль все яркие азербайджанские мыслители конца XIX и начала ХХ вв.
Если для нашей традиции, для нашего менталитета и целиком для нашей культуры так значим «суд» чужих, значит, наша культура сама по себе не интересна нам?! Может мы те люди, которые скучают в собственном мире и потому, считая его неполноценным, хотят восполнить недостатки в нем заимствованиями из чужих культур?!
Когда азербайджанка выходит замуж за француза или англичанина, обычно, вместе с ней в ту семью не переходит азербайджанская культура (может, переходят только бозбаш и кюфте).
Отчего, когда еврейка, армянка выходят замуж за чужого, дети чувствуют гордость и за национальную культуру матери?
По-видимому, в этой ситуации нельзя обвинить азербайджанских женщин в предательстве. Если бы наша нация была бы известна в мире, наверное, это сделало бы женщину в чужом доме сильнее. Этой женщине легко было бы передать своим детям символы для национальной самоидентификации.
Но с другой стороны, если у нас есть такая проблема, то получение известности для нации становится нас навязчивой идеей. Она, в свою очередь, порождает ситуацию кичливости, надменности: мы так же, как армяне, начинаем кичиться изобретением колбасы, мотала, шаровар.
Статья отражает точку зрения автора
У русских есть афоризм: «В темноте мы окликаем друг друга именем Пушкина». А как у нас? Есть ли люди, символы, именами которых можем окликать друг друга мы? Может, есть. Однако, степень их влияния не такова как в имени: «Пушкин». Это означает, что у нас никто, как Пушкин, не был в обороте культуры.
Насирэддин Туси, да и многие другие мудрецы Востока и Запада в разных выражениях писали, что материальные ценности по мере их употребления изнашиваются, тогда как духовные ценности, обогащаются. Отсюда вывод: если у какой-то нации круг важнейших символов велик, и, кроме того, эти символы проявляются то сквозь фильмы, то сквозь философские построения, то сквозь музыку, а то и сквозь религиозные проповеди, то они, электризуясь, обогащаются. В этом случае отдельные люди, идентифицируя себя с этими символами, заряжаются их семантическим богатством и изобилием. В результате они не чувствуют себя дегенератами, т.е. moltanı.
Обратной стороной вопроса: «с кем мы отождествляемся» является вопрос: «Кем и чем владеем мы?»
Отвечая на этот вопрос, конечно же, азербайджанец по сравнению с какой-то молодой африканской нацией может составить достаточно внушительный список людей и событий, многие из которых, к сожалению, имеют известность и дают мыслительно-эмоциональные мерцания только внутри страны. Для внешнего мира они подобны сгоревшим звездам. То есть, в большом мире не знают тех величественных и сильных символов значимых для азербайджанцев коими можно было бы, идентифицируя нас, выяснить, кто мы.
НАЦИИ КИЧЛИВЫЕ И НАЦИИ С КОМПЛЕКСОМ
Ныне мы живем в мире, где нации разделены на тех, которые для самозащиты ведут себя кичливо, надменно, точнее, хотят казаться таковыми, и на тех, кто не нуждается в этом. Иначе говоря, мир разделен на нации с комплексом, которые сделали проблемой для себя мнение других, и на нации, которым нет дела до оценки других. Когда некий чиновник ворует диски Госдепартамента США, когда дочь Чейни протестует против вторжения в Ирак, а израильский президент уличается в сексуальном домогательстве, когда Австрийский епископ обвиняется в педофилии, американцы, израильтяне, австрийцы не восклицают с ужасом, что опозорены. По всему этому становится видным, что они ни в грош не ставят чужое мнение.
СОСТОЯНИЕ НАШЕГО САМОМНЕНИЯ
Мы же, впрочем, как и другие в нашем положении нации, в своем комплексе неполноценности готовы уничтожать тех, кто позорит нас, мешает нам быть кичливыми.
Вот в таком надменном состоянии мы стремимся идентифицировать себя с теми лицами и с теми событиями, которые нравятся или могут нравиться другим. Мы уверены, что факты нашего арсенала для самоидентификации должны сначала быть тестированы за рубежом, чтобы получить «сертификат» для внутреннего потребления. Если превратить дискурс «как сделать известной собственную нацию» в гиперлинк, то открывающихся пластов становится не по себе. Если нам в себе нравится только то, что предварительно с успехом прошло через суд и одобрение других, то это означает, что и как нация, мы этих других признали авторитетами над собой (в решении Карабахской проблемы мы особенно остро чувствуем авторитет других, тогда как в решении Иракской проблемы даже ООН не стала для США авторитетом). Должны признаться: в формировании этой ситуации сыграли незавидную роль все яркие азербайджанские мыслители конца XIX и начала ХХ вв.
Если для нашей традиции, для нашего менталитета и целиком для нашей культуры так значим «суд» чужих, значит, наша культура сама по себе не интересна нам?! Может мы те люди, которые скучают в собственном мире и потому, считая его неполноценным, хотят восполнить недостатки в нем заимствованиями из чужих культур?!
Когда азербайджанка выходит замуж за француза или англичанина, обычно, вместе с ней в ту семью не переходит азербайджанская культура (может, переходят только бозбаш и кюфте).
Отчего, когда еврейка, армянка выходят замуж за чужого, дети чувствуют гордость и за национальную культуру матери?
По-видимому, в этой ситуации нельзя обвинить азербайджанских женщин в предательстве. Если бы наша нация была бы известна в мире, наверное, это сделало бы женщину в чужом доме сильнее. Этой женщине легко было бы передать своим детям символы для национальной самоидентификации.
Но с другой стороны, если у нас есть такая проблема, то получение известности для нации становится нас навязчивой идеей. Она, в свою очередь, порождает ситуацию кичливости, надменности: мы так же, как армяне, начинаем кичиться изобретением колбасы, мотала, шаровар.
Статья отражает точку зрения автора